IIS_2023_1/arutunyan_dmitry_lab_7/texts/text-ru.txt

Сегодня во дворе вновь не стоит покой, ведь хищный зверь уже не спит.
Каждый, находящийся на ядовитой территории, прикусывает свой язык, точно ждёт, когда их всех в клочья разорвут: жестоко и кровожадно. Оборачиваются по сторонам: судорожно и пугливо. В их венах кровь стынет, сердце глухо бьётся в груди, и черти перед глазами пляшут.
Никто им не позволяет сдвинуться с места и укрыться хотя бы за высокими деревьями поблизости. Их могут и там обнаружить. Они слышат очень тихие шаги, и всё это лишь воображение, построенное на страхе и испуге, которые пульсируют острой болью в висках. Шепчут слова богам, в которых они верят и которым поклоняются, и раз эти люди все ещё живы на этой земле, то, вероятно, их слышат. Но им самим кажется, что если двинутся лишний раз слишком резко, то их смогут найти и не оставят ничего похожего на человека. Мысль подобная будоражит и сводит с ума всё сильнее с каждой никчемной минутой, пропитанной трусостью.
Единственный хозяин территории, где находятся запуганные, несмелые, изредка очерчивает их силуэты холодным взглядом и восхищается тем, сколько в них страха живёт только из-за одного живого существа. Они ничего не знают о смелости. Ему порой бывает тошно от подобного поведения, но винить этих людей ни в чём не собирается, так как он один тут знает язык не только человеческий. Он вырос в таких условиях, был воспитан по-другому: необычно и дико для остальных жителей планеты. Почти с рождения учился тем вещам, из-за которых могут посчитать его сумасшедшим, безумцем на этой ядовитой территории. А яд протекает по земле только из-за образа жизни, взглядов, принципов, традиций.
Альфа смотрит на вооруженных охранников его дома — те воевали, видели множество смертей, но по-прежнему имеют страх в груди, — теперь выразительные глаза держит на оранжевом заходящем солнце, которое своим тусклым светом освещает всю Ботсвану, и позже возвращает к своим рукам с двумя большими острыми ножами. Их он звонко точит друг об друга, замечает яркий блеск и отражение своего лица. Видит того, кого боятся многие люди на этой земле. Сам себе построил ужасающую репутацию.
Мужчина вновь отвлекается от своего занятия, откладывает холодное оружие на каменистую землю и поворачивает голову. Слышит приближающиеся шаги и полностью переключается на этот звук. Темнокожий альфа лет двенадцати всем телом трясётся, и по вискам его капельки пота катятся. Поднос, который он держит в своих детских руках, шумит вместе с его сердцем. Боится, но пытается скрыть это перед хозяином ядовитой территории. А тот всё видит, не злится, только лишь чувствует, как пробуждается в нём интерес. Этот парнишка, двигающийся в его сторону, до ужаса сейчас напуган, страшится живого существа, но продолжает идти к нему, периодически осматривая огромный двор, откуда может выскочить он. С таким же страхом оглядываются и охранники, стоящие у высоких железных решетчатых ворот.
Они все дети. Они все одинаковые.
Мальчишка приближается и сразу опускает запуганный взгляд, жуя губы и понятия не имея, с чего ему нужно начать. Здесь он новенький: не прошла и неделя с его прибытия в этот огромный дом.
— Сэр… — совсем негромко слышится его детский голос, а старший только выгибает бровь. — Чон-Рено, — вспоминает, как папа говорил ему, что хозяин дома больше предпочитает, чтобы его звали по фамилии. — Ваш… — он протягивает поднос чуть вперёд и понимает, что снова забыл, как называется алкоголь, наполняющий небольшой хрустальный стакан. — Ваш… — повторяет и проглатывает слюну. — То, что вы просили.
— Ром, — помогает ему Чон-Рено. — Это ром, Ези, — берёт стакан с напитком и кивает. Мальчик поднимает на него удивлённые глаза, не рассчитывая, что мужчина будет помнить его имя. — Почему ты так боишься? — сужает свои ярко-серые глаза, немного склонив голову.
Ези хлопает густыми чёрными ресницами. 
Неужто старший альфа действительно не знает, почему всем на этой территории сейчас страшно? Даже сам Бог об этом догадывается.
Должен и львиный Бог догадаться… 
— Вы выпустили Диего, — произносит это так, точно пытается донести до Рено всю глубину его безумия.
— Он не монстр, — стальной голос пугает.
— Он хищник, сэр…
Уголки сухих губ старшего немного дёргаются, и безразличный отводится взгляд в сторону.
Его хищник.
Диего поблизости не видно. Его мальчик развлекается, довольствуется хождением по земле, чистым вечерним воздухом и большим оранжевым солнцем, которое дарит свой теплый свет. Зверь его лучи ловит и рычит. Тоже живое существо, и оно точно так же, как и люди, желает быть свободным и отпущенным, но в отличие от жалких людей, он не трус и не боится созданного Богом. Сильнее, мудрее и опаснее. Этого могущественного хищника наконец слышно: звуки, которые он издаёт, привлекают драгоценное внимание Рено, а темнокожего мальчишку заставляют вздрогнуть и обернуться, огромными напуганными глазами шастая по территории. Страх у него танцует в крови, и сердце бьётся загнанной в угол жалкой пташкой. Он содрогается от противоречивых ощущений, что замечает и мужчина рядом с ним.
Чон-Рено бесцветно смотрит на Белло Ези, на двенадцатилетнего альфу из бедной семьи, работающей в этом большом особняке. Мужчина знаком с ним пару дней, и тот ещё никак не привыкнет к обычному образу жизни хозяина этого очага ужаса и безумия.
— Ези, — холодно призывает и получает должное внимание к себе. — Пойди в дом, попроси положить мясо для Диего, — младший быстро кивает и собирается уйти. — И принесёшь мне его сам, — а эти слова уже казались намного страшнее. 
— Что?.. — переспрашивает, не веря. 
— Ты меня услышал. 
Но кажется, что ослышался.
В груди копошится ужасное чувство трусости и обиды, но Ези никак не может возразить или высказать своё нежелание выходить во двор во второй раз, да и ещё с сырым куском мяса для хищника. Ему остаётся только невнятно опять кивнуть старшему и торопливо пойти к лестнице, ведущей к дверям особняка.
А сам владелец дома хмыкает на пугливую реакцию мальчишки. Он, не сделав глотка, опускает стакан рома на землю и поднимается с небольшого кресла. Разминая ладонью шею, на которой детально прорисована морда льва, альфа точно готовится к жестокому кровопролитному бою. Опять. Его серые глаза яркие, спокойные, однако заинтересованность в предстоящем через пару минут в зрачках мелко блестит. Проводя кончиком языка по нижней губе, Чон-Рено взглядом бегает по обширному двору, где пока не виднеется любимая фигура — она слышится так чётко и громко, что невозможно скрыть своё восхищение и искреннюю любовь. Но эти звуки нисколько не могут успокоить охранников у ворот. Они к ним не привыкли. Никогда не привыкнут, потому что не воспитали его, как это сделал Чонгук.
Когда из дома наконец-то выходит Ези, держа в руках небольшой поднос с куском мяса, Рено вновь усмехается и заводит руки за спину. Ожидает его, смотрит и издалека слышит, как отчаянно ломает сердце грудную клетку маленькому альфе. Тот всё ближе к нему, часто оглядывается по сторонам и что-то шепчет себе под нос. Неужели молитвы? Мужчина сгибает бровь и поворачивает голову, слыша ещё один громкий рёв, которым он мог только гордиться. Его мальчик очень подрос, стал крепким, поэтому всех так пугает. Может быть, у Чон-Рено его звуки вызывают довольную улыбку, но у Ези они вызывают желание спрятаться за одну из колонн. Только его ждёт сам Рено, и он не может себе позволить выполнить желаемое, иначе правда получит заслуженное наказание. А этого сейчас хочется меньше всего.
Уже каждый житель Ботсваны наслышан о жёстких методах расплаты за непослушание.
— Сэр, вот мясо, — шепчет Ези, становясь напротив мужчины и чувствуя, как слёзы подступают к выразительным глазам. — Можно я уже пойду в дом?..
Детское сердце так и просится к папе.
— Нет, — мороз и холод.
Мальчик от подобного ответа сильнее сжимается и прикусывает до боли губу, а затем послушно переводит взгляд туда, куда смотрит Чонгук.
Теперь глаза Диего появляются в полутьме. 
Страх бьется в груди вторым сердцем, в горле резко пересыхает. Ези хочет убежать отсюда, когда видит, что хищное животное выходит из-за угла особняка, показывает, что здесь является тоже хозяином. Он смотрит на темнокожего мальчика и стоящего рядом с ним высокого мужчину, показывающего гордую улыбку на сухих губах. Шаги его, медленные, уверенные, ведь он хорошо знает себе цену и как величественно он сейчас выглядит под оранжевым светом закатного неба. Гуляет смело и грациозно, пронзает острым взглядом, чуя еду где-то рядом с собой. Взгляд — дикий, свободный, всесильный. Полоски, плавно расположенные на его бархатной шерсти, всегда могли привлекать чужой взгляд, сводить с ума и молить о помиловании. Тёмные полосы — тени от высоких деревьев, а между ними горят желтые блики африканского солнца. Весь вид зверя умиротворённый, но от него почему-то дрожь бежит кошмарно по коже.
Так красив и молод. Рено от него заинтересованный взор отвести не в состоянии, как и застывший бедный Ези. Он впервые видит зверя так хорошо и чётко, до этого был лишь наслышан о могущественном Диего, чей внешний вид вынуждает каждого поверить в Бога. Даже обыкновенные шаги гипнотизируют всех на этой территории.
Чонгук опускает глаза на Белло Ези и хмыкает.
— Поднеси ему поближе его закуску, — мальчик глотает нервно слюну и ошарашенно смотрит снизу вверх на Чон-Рено. — Единственный способ спастись от хищника — скормить ему что-нибудь другое, — читает поучительно ему то, во что Ези не верит, и старший опускается на корточки перед ним, заглядывая в стеклянные округлившиеся глаза. — Ты не хочешь быть съеденным им, ведь так? — тот молчит. — Тогда дай ему то, что он хочет, и он тебя не тронет.
— Сэр, пожалуйста, — молит его дрожащим голосом. — Он тигр, я никогда к ним не подходил… — говорит ему очевидные вещи, надеясь на жалость. — Это опасно…
— Отнеси Диего это мясо, Ези, — твёрдо и неоспоримо.
В миг мальчику становится страшнее от Чон-Рено Чонгука, нежели от огромного молодого тигра, медленно движущегося в их сторону.
— Я не могу… — тихо шепчет, смотря лишь в серые глаза напротив.
А кто бы смог? Видимо, только сам хозяин этого зверя.
— Ты не должен так говорить, — Чонгук немного наклоняет голову к плечу. — Ты ведь даже не приблизился к нему, значит, и не знаешь точно, можешь или же нет, — Ези поджимает губы. — Вперёд, — приказывает, кивнув в сторону Диего.
Бенгальский тигр всё ближе к ним, продолжает двигаться и держит свои жёлтые глаза только на незнакомом ему человеке. Впервые видит, поэтому так хищно анализирует, заставляя Ези затаить дыхание и сделать наконец-то напряженный шаг вперёд. К Диего.
За ним внимательно наблюдает и Рено, который спокойно встаёт обратно на ноги и выпрямляется в спине. Мальчик правда хорошо держится. Чонгук уже рассчитывал, что он расплачется и просто унесётся отсюда. За ним бы не пошёл: не ему судить подростка за вполне существенный и логичный страх. Не каждый здесь решается подходить к Диего и кормить его. А правильнее, так ещё никто не делал. Только Чон-Рено к нему настолько близко находится: живёт с ним в одной комнате и не смеет даже бояться этого зверя, которого сам спас, сам и воспитал. Тигр его лишь в шутку может укусить, не причиняя сильной боли. Но Ези кажется, что настал тот день, когда ему придётся попрощаться со своей короткой жизнью. Уж точно не думал, что умрёт от клыков тигра. Подобные ужасы ему в голову никогда не лезли.
Диего, замечая и чуя кусок мяса, ускоряет свой шаг и издает негромкий рык, что может только сильнее напугать мальчика, который по-прежнему надеется на разумные мысли Чонгука, стоящего позади, но останавливаться не собирается.
Раз суждено умереть сегодня, пусть так и будет.
Ези уже смело смотрит в глаза приближающемуся к нему тигру и останавливается в паре метров от Чон-Рено, опускаясь на корточки и держа свой взгляд на безумно красивом звере. Этому смелому шагу старший альфа даже немного удивляется, наблюдая за происходящим и слегка ухмыляясь. Младший прикусывает нижнюю губу и опускает взор на алый кусок мяса на серебряном подносе, который он кладёт на каменистую землю, делая неуверенный маленький шаг назад. Он до боли жмурит глаза и сжимает крепко пальцы в кулак, уже начиная чувствовать несуществующую боль, принесенную ему в скором будущем голодным тигром. За эти секунды успевает попрощаться со своими родителями, шепотом просит прощения у них за все свои оплошности, слушая приближающиеся шаги. У него, кажется, сердце остановится раньше, чем зверь подойдёт.
Но… 
Солнцем целованный тигр — Диего — рычит на весь двор, величественно разгоняя птиц на деревьях и на крыше особняка. Ези испуганно распахивает веки и видит перед собой злую морду и огромную пасть животного, которое всаживает в следующую секунду клыки в кусок сырого мяса. Он не прекращает рычать на мальчика, точно пытается что-то ему сказать этим. Но подросток только ошарашенно смотрит в жёлтые глаза и забывает дышать, падая пятой точкой на землю и открывая рот. Диего лишь забирает мясо и отбегает в сторону, швыряет свою закуску подальше от мальчишки, ложится рядом с ней и спокойно начинает облизывать и поедать любимое лакомство, лишая Ези мысли о возможной смерти. С удовольствием и рычанием отрывает маленькие кусочки, сразу же их проглатывая и иногда поглядывая на своего хозяина.
Чонгук слабо улыбается, смотря на тигра и пряча обе руки в карманы чёрных брюк-карго. Он медленно переводит с него взгляд на мальчика, лежащего на земле и глядевшего с прежним шоком на тихого Диего, который больше не обращает на него никакого внимания. Зверь занят своей настоящей едой, а не человеком, который поднёс её ему. Наверное, только Чонгук до последних секунд был убеждён, что Диего не тронет Ези.
В своём тигре и в своих львах никогда не сомневается. 
Каждое их движение наперёд знает.
Темнокожий мальчик и многие иностранцы рассчитывают, что каждый африканец разговаривает с животными на равных, понимает их мысли и язык. Но во всей Ботсване мало таких. Единицы. И среди них на вершине стоит Чон-Рено Чонгук — львиный Бог. Только Белло Ези сейчас кажется, что мужчина в свои двадцать восемь лет стал ещё и покровителем тигров.
У молодого альфы с трудом получается подняться с земли, отвести взгляд от Диего и обернуться к его хозяину, смотревшему так остро и пронзительно на него. Теперь Чонгук к ним приближается: спокойно и медленно. Но Ези больше не боится, будто тигр одарил его невероятной храбростью из-за близости с ним. Альфа верит в подобные сказки, услышанные из чужих уст. Верит и в то ужасающее чувство, что хранится в груди мужчины, у кого на шее чёрными чернилами изображена морда льва. Истинный львиный Бог. Этот Бог становится в метре от уже не напуганного мальчика, а восхищенного увиденным две минуты назад. Конечно же, его поразило то, как близко к нему был молодой бенгальский тигр. Эту историю друзьям и одноклассникам рассказывать побежал бы, но те ни за что не поверят, поэтому важное воспоминание поселит глубоко в сердце.
— Сэр… — шокировано начинает Ези, глотнув слюну. — Диего не тронул меня, — смотрит на Чонгука, хмыкнувшего себе под нос. — Почему? Он ведь мог…
Хватило бы пары секунд, чтобы зверь кровожадно растерзал его.
— Ты скормил ему что-то другое и остался нетронутым, — раздаётся басистый тяжелый голос. — Клыки и когти не всадились в тебя лишь по этой причине. Он хищник, а не убийца, — Ези немного расслабляется и коротко кивает, запоминая его слова. — Ему нужна еда — не чья-то смерть, — Рено, закончив, смотрит уже на своего полосатого мальчика.
— Он очень красивый, — тихо признается Ези, тоже взглянув в сторону зверя. 
Чонгук опускает на него глаза и усмехается. 
— Невероятно красивый, — вслух подтверждает.
Ези улыбается и в конечном итоге не таит в себе вопрос:
 — Могу я теперь пойти?..
Рено кивает без слов.
Ези широко улыбается и берёт с земли поднос, после чего бежит в огромный особняк, желая рассказать о случившемся своему отцу, который отвечает за кухню.
На полосатой шерсти сказочно играют яркие лучи заходящего африканского солнца. Чонгук в данный момент очарован этим видом перед собой. Диего сильно подрос. Ему только полтора года, но размеры у него, как у взрослого тигра. Сложно поверить, что не так давно зверь был зверьком, совсем крохотным, и постоянно вился рядом с Чон-Рено, не отходил толком от него: лез, игриво рычал и кусал хозяина за ноги, желая привлечь должное внимание к себе. Привык к Чонгуку слишком быстро. После того, как Чонгук забрал его раненным взрослыми зверями к себе, тигрёнку хватило две недели, чтобы довериться полностью и тайно залезать на грудь альфы по ночам. А когда не мог уснуть, царапал и кусал за подбородок, вынуждая Чонгука проснуться. И тот просыпался, играл, кормил и возвращался обратно в постель, а за ним и маленький Диего своей величественной походкой.
По сей день тигр делает то же самое.
Чонгук с улыбкой на губах медленно подходит к животному, которое с диким аппетитом закидывает в рот оставшийся маленький кусок мяса. Диего сам подрывается с места и бежит к своему хозяину, присевшему на корточки. Тигр сразу лезет на него, будто с настоящими человеческими объятиями, игриво начинает издавать рыки, отчего Рено шире улыбается, хлопая и гладя большой ладонью зверя по животу. Тот не успокаивается, уже языком проводит по шее альфы — показывает свою истинную любовь к нему. Чонгук опускается на землю и двумя руками ведет по мягкой шерсти тигра, уделяя положенное внимание месту за ушами, как Диего и любит. С подобной лаской становится котёнком. Крутится, облизывает, где хочет, и тычется носом в подбородок Чон-Рено, который смеётся над таким поведением. Его за такое никогда никто не посмеет поругать.
— С каждым днём тяжелее и тяжелее становишься, Диего, — хмыкает Чонгук и продолжает гладить его. — Своим видом всех вокруг пугаешь, большой мальчик, — тигр отстраняется и обходит мужчину, уже прижимаясь к его спине и проводя языком по загривку русых волос. — Одного меня никогда не вспугнёшь, даже не рассчитывай на мой страх, — Рено поворачивает голову к Диего. Тот на него тихо рычит, словно отвечает на сказанные слова. — Мы с тобой два хищника, и одному Богу известно, кто из нас опаснее.
А Чон-Рено уже знает, кто опаснее на этой земле.
Так и жил: шалил в мечтах со скуки, терпел муки и разочарования. В который раз дал он себе слово скорее вернуться домой. Лишь там обретёт спасение, покой в сердце, повезет — кусочек счастья.
Это место заставит его забыть все печали и всю боль, разрешит чувствовать себя так, будто он выпил бутылку вина.
Очередной щелчок и очередной сохраненный божественный кадр на флешке дорогого нового фотоаппарата. Медовые глаза мгновенно цепляются за сделанную фотографию, что высвечивается на небольшом экране. Здешние пейзажи до конца жизни будут вынуждать молодого парня отчетливо ощущать очарование, восторг и восхищение. Взглянув на эти красоты, человек в состоянии избавиться от любой заразы и боли. Здесь ослепшие станут зрячими, оглохшие познают мир звуков. Чистое голубое небо, тёплое ноябрьское солнце, высокие и низкорослые деревья, бегающие по территории дикие животные, всё — всё вынуждало улыбнуться и расслабиться.
Молодой альфа за рулем чёрного джипа, на котором было легко передвигаться по неровным дорогам, поворачивает голову к сидящему на пассажирском сидении омеге, который рассматривает с легкой улыбкой на губах сделанную фотографию. Среди пепельных шелковистых волос путаются чистые лучи необъятного солнца. Скользя ниже, они решаются трогать открытые участки светлой кожи, точно специально освещают заметные следы на теле.
Водителя с первых секунд привлекла одна яркая черта этого парня. Это быстро бросилось в глаза. Всю дорогу мужчина не находит сил выкинуть из головы любопытство: то следит за дорогой, то переводит взгляд на пассажира, тайно рассматривая не только симпатичное лицо. 
Прежде не удавалось подобное увидеть.
Это поневоле устрашает, пугает, вынуждает задуматься и свои теории в мыслях построить, а спросить африканец вряд ли осмелится. Возможно, омега не хочет говорить об этом, скрывает что-то и чувствует боль, когда посторонние люди обращают внимание.
Альфа жуёт нижнюю губу и смотрит на дорогу, несильно нажимая на педаль. Омега хлопает ресницами и медленно поворачивает голову, взглянув на водителя. Рассчитывал, что ему кажется, что парень его детально рассматривает по довольно ясной причине, но теперь окончательно убедился в этом. Тот сразу паникует, стыдясь своего бессовестного поведения. А омега тем временем просто смущается, покрывается легким румянцем и тянет глубокий вырез белой футболки вверх, слегка прикрывая острые ключицы, которые только что внимательно исследовали. Обоим от этого действия становится ещё более неловко.
У Ким Тэхёна толком ничего не получается скрыть. Остаётся смириться — этим он занимается на протяжении семи лет.
— Извините, — тихо говорит водитель и поджимает губы. — Я не должен был.
— Вы не первый и не последний, — тянет губы в легкой улыбке Тэхён и смотрит по-доброму на альфу. — Я должен уже привыкнуть к подобному вниманию, не переживайте, — хмыкает и переводит взгляд на экран фотоаппарата, настраивая цвета.
— Это не некрасиво, — решается на комплимент и боится реакции парня, слыша тихий смех. — Правда, — кивает несколько раз он, следя за дорогой. — Скорее, это очень необычно, загадочно…
— В этом нет никакой загадки, — отвечает Тэхён и мягко улыбается.
Всё элементарно.
Но все продолжают задавать вопрос: «Что это?» С кем бы ни познакомился — обязательно спросят, а он спокойно ответит. Ему не надоело. С каждым разом всё сильнее и сильнее поражает своей историей.
Как выжил?
Темнокожий альфа больше не затрагивает эту тему, да и Тэхён просто направляет камеру на невероятные пейзажи. До сих пор дух захватывает: слишком красивым, слишком нереальным всё вокруг выглядит. Он делает сразу несколько фотографий для своего архива и лишь через некоторое время понимает, что они совсем скоро прибудут к нужному месту. Эта мысль заставляет зажечься пламя не только в медовых глазах, но и в самом сердце. Парень и отсюда фотографирует любимый вид, рядом с ним точно не стоят городские улицы. Это не Гонконг, который быстро полюбился. Это не Нью-Йорк, куда помчался на неделю. Это даже не Сеул, где начал строить свою новую жизнь. Это нечто поистине красивое, настоящее, божественное, не тронутое современным взглядом. Тут можно увидеть прошлое.
Водитель сразу замечает подобную реакцию и приподнимает уголок губ, смотря на омегу. На его лицо. Больше не переходит черту и не опускает взгляд куда не положено. Анализирует лишь глаза, глядевшие кропотливо в даль, из-за которой у Тэхёна не получается сдержать в себе желание ещё шире улыбнуться. Он спешно отключает свой фотоаппарат и просто довольствуется видом. Чем дальше они едут, тем больше видят диких животных, отдыхающих и гуляющих по бескрайней травянистой местности. Тэхён выглядывает в открытое окно, замечая не слишком далеко любопытную зебру, которая хлопает густыми ресницами и глядит на проезжающий мимо джип. Когда они оказываются уже дальше от этого зверя, омега всё же оборачивается и смеётся, видя, что зебра до сих пор смотрит на него.
Как же скучал… 
От любви к этому месту в груди цветы раскрываются, точно после долгого сна.
— Вы впервые в Ботсване? — спрашивает водитель. 
Тэхён, расплываясь в счастливой улыбке, поворачивается к нему.
— Почему вы так подумали?
— Вы очарованы местным видом.
Тут любой в восторг от увиденного придёт.
Птицы над ними летают и громко поют. Вокруг одни животные: родители и их детеныши. На одном из высоких деревьев можно обнаружить гепарда, прячущегося от палящего африканского солнца. Пока ехали по неровной дороге, Тэхёну удалось увидеть семейство слонов, пьющих спокойно воду. Их омега запечатлел на фотографии, выйдя из джипа на пару минут. 
— Это мой дом, — с гордостью отвечает Тэхён, приподнимая немного подбородок и впитывая глазами вид перед собой через лобовое стекло. — Я здесь родился, — на губах сверкает широкая белоснежная улыбка. — Я приехал на Родину.
Родился в волшебном и до жути красивом мире. Первые шаги были проделаны на этой земле, в Ботсване омега начал лепетать невнятные слова, именно здесь многому научился, и по сей день он помнит каждую мелочь, которую в голову вбивали не только его родители, но и другие жители государства в Южной Африке. Тэхён хранил в голове и сердце все детали, унёс их вместе с собой в другую страну и вернулся обратно, ничего не позабыв. И сейчас только понимает, насколько сильно он скучал по родному континенту, по всем знакомым, одноклассникам и друзьям, с которыми рос. 
Но больше всего Тэхён соскучился по своей кровинке. По старшему брату, что сейчас, видимо, на улице стоит и ждёт его возвращения домой спустя четыре года.
Тэхён часы считал до долгожданной поездки. И вот она, перед глазами вся красота, снящаяся ему сладкими ночами.
Альфа действительно удивляется озвученному факту. Нисколько не ожидал услышать, что этот светлый паренёк родом из Южной Африки, поскольку таковым не выглядит, и считал его туристом. Альфа ведь обыкновенный таксист, и Тэхён у него был первым клиентом сегодня. Рано утром с широкой улыбкой и фотоаппаратом в руках запрыгнул в чёрный джип, диктуя адрес и сразу предлагая деньги. 
— Признаюсь честно, я не мог и подумать, что вы местный, — дергает бровями альфа и усмехается.
— Взглянув на азиата, никто бы не решил, что он ботсванец, — пожимает плечами Тэхён, ни на секунду не прекращая улыбаться.
— Я не имел в виду вашу расу, — сразу поправляет его добрым и мягким тоном водитель.
Омега выгибает бровь и в неясности смотрит на темнокожего альфу, постепенно погружаясь в свои запутанные мысли. Сказанные в его сторону слова странным образом повлияли на него: вынудили задуматься и невольно проглотить слюну.
Больше всего боялся, что в другой стране прекратит быть тем, кем истинно является. Всеми силами держал в себе истоки, традиции и нравы африканских земель, то, чему его с рождения учили. Родители из своих сыновей делали добрых, миролюбивых, честных людей, лишая обоих алчности и злобы. Независимо от настоящей нации, они пытались взрастить в них душу африканца.
Тэхён чувствует, что и ныне таков. Четыре года жизни в Южной Корее не отняли у него сердце вместе с душой.
Ким Тэхён был ботсванцем и будет являться им даже на другом свете.
Только через некоторое время взгляд омеги падает на собственную дорогую белую обувь и такого же цвета джинсовые шорты чуть выше колен. На правом запястье сверкает бриллиантовый браслет, подаренный дедом, от которого отказаться не мог, хотя до сих пор стыдится его носить. Узнать боится, какова цена этого украшения. Он его получил два месяца назад в качестве подарка на свой восемнадцатый день рождения. Отнекивался, умолял убрать с глаз подобный браслет, уверяя, что и без него обойдется и будет жить счастливо, однако отец папы уж чересчур щедр по отношению к своему младшему внуку, с которым четыре года жил под одной крышей. Тэхён получал и, вероятнее всего, будет получать и в Ботсване от деда вещи, украшения, крупные суммы на карту. Ему этого совершенно не хочется на африканской земле, если только не собирается снимать эти деньги для нуждающихся.
А ему самому хватило и того, что он просто, наконец-то, выбрался из Сеула. Смог вернуться на родную землю. Он хочет вновь пахнуть Африкой, а Африка — им. 
Поглощенный своими мыслями и тревогами, Тэхён не успевает заметить, как они приехали к нужному месту. Месту, где он родился и где рос до четырнадцати лет. Джип на низкой скорости въезжает в маленькое поселение с довольно большим количеством аккуратных простых домов. Здесь спокойно и по-домашнему уютно. Здесь есть шанс спастись. Здесь у Тэхёна, окруженного своим прошлым, получится дышать полной грудью. Он даже постарается забыть тот ужас, случившийся с ним семь лет назад.
Простит Ботсване всю моральную и физическую боль.
Машина останавливается где-то посередине пустой улицы, и именно в этот момент сердце Тэхёна начинает биться в два раза быстрее. Водитель быстро глушит мотор и выходит, направляясь к багажнику, дабы помочь омеге с его чемоданами, а Тэхён так и остаётся сидеть на сиденье. Страшно выходить, в какой-то степени даже стыдно. Он такое долгое время не ступал на эту землю, что сейчас считает себя недостойным вновь шагать по этим африканским улицам, точно предал их и обменял на сеульские.
Брат так не поступил. Тэхён — да, и от этого тошно. Но на тот момент решения за него принимали другие.
Губы растягиваются в нежной и слабой улыбке, а рука тянется к ручке двери, которую он через пару секунд осмеливается открыть. Свои светлые глаза останавливает на уже виднеющейся фигуре. Парень, что старше Тэхёна на восемь лет, стоит со скрещёнными на груди руками, улыбаясь уголком губ и разглядывая лицо своего младшего брата. Омега закрывает за собой дверь и поправляет ремешок от фотоаппарата, что висит у него на шее. Смотрят друг на друга и лишь улыбаются широко, не веря собственным сердцам, которые сообщают им, что вновь на этой территории они вместе. Тэхён всё ещё чувствует себя во сне. Он так желал этого. Сотни раз парень просился на родную землю и столько же раз ему отказывали, что вскоре омега начал сомневаться в возможности возвращения домой.
— Джухёк... — на выдохе произносит. 
Тэхён закидывает фотоаппарат на спину и подбегает к брату первым, врезаясь в него. Альфа хрипло смеётся и все силы вкладывает в объятия, заодно целуя в пепельную макушку со всей своей любовью к этому человеку. Омега рядом с ним совсем крохотный, как это было в детстве. Нисколько не изменился. Вечно на носочки встаёт, когда пытается обнять Джухёка, который умиляется и поглаживает ладонью спину. Тэхён ярко улыбается, когда альфа легко поднимает его с земли и сжимает крепко в руках, оставляя короткие поцелуи на плече. Омега слегка отстраняется и смотрит на него, излучая одно тепло и искреннее счастье, которого старшему Киму так не хватало шесть месяцев.
Полгода в разлуке. Полгода в мучениях друг без друга находились.
— Тэхён, — наконец-то слышит его голос омега. Джухёк опускает парня на землю и целует в лоб. — Ангел, — младший поднимает на него глаза и морщит нос, улыбаясь. 
Так нежен и ласков с ним бывает мужчина. 
— Я ужасно ждал этой поездки.
— Мне кажется, я вряд ли найду силы, чтобы вновь отпустить тебя.
Омега хитро смеётся и делает шаг в сторону, чтобы увидеть стоящий маленький, но красивый и аккуратный дом.
— И не ищи, — отвечает Тэхён, взглянув на брата. — Вдруг я больше не вернусь в Сеул, Джухёк? — хмыкает и оборачивается, замечая таксиста с двумя яркими чемоданами, принадлежащими Тэхёну.
Старший Ким окидывает младшего подозрительным взглядом, после чего подходит к водителю чёрного джипа и берёт у него чемоданы, тихо поблагодарив. Тэхён со своего места кивает таксисту и улыбается, благодаря. Омега снова поворачивается к родному дому, отчего в уголках медовых глаз собираются слёзы. Всем телом расслабляется и вбирает в легкие тёплый воздух, оглядывая дом перед собой. Он-то точно поменялся за четыре года, пока Тэхёна здесь не было. Стал красивее, хотя и раньше был таким, но сейчас в нём чётко заметны изменения снаружи, видимо, и внутри всё стало по-другому. Старший брат определённо хорошо постарался улучшить здесь всё. И дело касается не только лишь их очага, но и соседних домов. 
Немалые карманные деньги Тэхёна точно пошли на пользу. Не зря он их тайно перечислял Джухёку.
— В каком смысле не вернешься обратно? — серьёзно спрашивает альфа, когда подходит ближе. 
— Просто мечтаю… — прикусывая губу. 
— Мечтаешь? 
— А ты запрещаешь? — весело хмыкая, забирает у брата чемодан и уходит к дому.
Мужчина щурит глаза и смотрит внимательно на отдаляющуюся спину Тэхёна, задумываясь и идя вскоре за ним. Омега первым входит в дом, затаивая дыхание и поджимая до легкой боли губы. Джухёк же не торопится, поглядывает на младшего и почему-то переживает из-за его реакции. Тот осторожно ступает по новому деревянному полу и очень медленно оглядывается по сторонам, заинтересованно хлопая чёрными ресницами.
Четыре года…
Тэхён правда уже потерял надежду, что вернется опять в этот дом. Одна его сторона просилась обратно, вторая — боялась. Раньше они жили вчетвером, сейчас их только двое.
Джухёк закрывает двери за собой, ни на секунду не отводя от брата глаз. Полностью на нём сосредотачивается. Ему важно знать, что Тэхёну до сих пор приятно здесь находиться, независимо от некоторых изменений. Толком ничего не поменялось: стало красивее и чище. Джухёк очень постарался навести порядок в своём доме, окончательно погрузился в это дело. Отвлекался физическим трудом, не хотел подпускать к себе боль и грусть после того, как остался совсем один в Южной Африке. После того, как родной дед забрал младшего брата к себе в Сеул.
Отец папы рассчитывал, что четырнадцатилетнему подростку будет в Корее намного лучше, нежели в Ботсване. Там молодой омега попытался бы думать о других вещах, уделил бы время различным творческим занятиям, так как в Сеуле есть такая возможность, в Ботсване — нет. Тэхён так и поступил, точнее, просто послушался деда и пошёл в школу, которая была забита учениками, в отличие от африканских школ. В школе на родине не было настолько много детей, и половины даже. Поэтому поначалу Тэхён был очень скован рядом со сверстниками: привыкал к таким большим изменениям довольно долго, порой и боялся находиться в настолько больших компаниях. Они не были похожи на жителей Ботсваны. Абсолютно разные люди: у них другой образ жизни, отличные взгляды и странное поведение.
Но в какой-то момент Тэхён понял, что это у него просто другое сердце.
Полгода был очень тихим. По ночам под одеялом плакал, дрожал всем телом и шевелил мокрыми персиковыми губами, просясь к брату. Дед пытался забрать к себе и Джухёка, но альфа категорически отказывался от подобного предложения. На тот момент ему было двадцать два года, и он вправе был решать сам, что для него лучше. Дед не стал настаивать, лишь предупредил, что обязательно будет помогать ему с деньгами. А Джухёк временами прилетал в Сеул только ради Тэхёна. И единственно в эти периоды младший брат поистине чувствовал себя хорошо, словно ничего ужасного не произошло в его короткой жизни.
— Красиво, — с улыбкой проговаривает Тэхён, посмотрев на альфу. 
Старший издает тихий смешок и оставляет чемоданы у стены, подходя ближе к омеге. 
— Я рад, что ты так считаешь.
— Тут по-прежнему тот же уют, что и раньше, — очарованно вздыхает, продолжая осматриваться. — Всё та же теплая атмосфера…
В Сеуле такого тепла не было.
— Боялся, что тебе не понравится, — говорит Джухёк. — Я пытался особо ничего не менять, дабы не лишить этот дом прошлого.
От его слов Тэхёну теплее становится. 
— Ты правда сохранил прошлое в этом маленьком волшебном доме.
— Наши воспоминания отсюда не исчезнут. 
Младший Ким поворачивает голову в сторону мягкого кремового дивана, обращает внимание на маленький стеклянный столик рядом с ним. Долго оглядывать его не приходится, быстро замечает свою собственную фотографию в небольшой рамке. Это селфи, и брат действительно распечатал его, наградив рамкой и поставив на видное место. Тэхён на фотографии широко улыбается, ведь он тогда сфотографировался именно для Джухёка, который задыхался без него в Ботсване, а омега быстро включил фронтальную камеру и улучшил настроение брата своей улыбкой.
— Джухёк, — альфа вопросительно мычит, смотря на Тэхёна, подошедшего медленным шагом к дивану и удерживающего взгляд на фото в рамке. — Я хочу остаться, — со страхом произносит, опасаясь реакции старшего. — Меня не тянет обратно в Сеул, — прикусывает до боли губу и глядит на брата.
Альфа вздыхает и подходит к нему, взяв ангельское лицо в свои большие ладони и начав рассматривать каждый миллиметр. Такой бледный. Кожа светлая, не такая, как раньше. 
Корея отняла у него одну из его изюминок. Несколько лет назад цвет был смуглым, загорелым из-за жаркого африканского солнца, но стоило ему отправиться на другой континент, так сразу побледнел. Но всё равно не прекратил блистать красотой. Черты его лица уникальные, необычные, в какой-то степени грубые. Джухёку никогда не надоест повторять брату, насколько он красив, а тот так и продолжит стесняться и пинать его кулаками, чтобы альфа прекратил. Джухёк слишком нежен и добр к нему, но также и строг, как настоящий старший брат. 
Только сейчас хочется действительно с ним поспорить и настоять на своем желании.
— Сколько раз нам ещё поднимать эту тему, Тэхён? — спрашивает Джухёк, оглаживая большим пальцем скулу омеги. 
— Пока ты не согласишься…
— Прекрати, — чуть жёстче.
Тэхён жует губы и смотрит ему прямо в глаза, после чего альфа отстраняется и садится на диван.
Старший Ким не принимает ярое настоящее желание брата остаться дома. Это невыносимо.
Невыносимо жить там, где сердце не лежит.
— Джухёк… — с мольбой шепчет, присаживаясь рядом.
— Я много раз говорил тебе ответ, — спокойно произносит альфа. 
— И каждый раз он мне не нравится.
— Но он не поменяется, — резко бросает, несильно поджав губы.
Тэхён тянется к брату и кладёт голову на его грудь, поднимая ноги на диван. Сворачивается, как клубочек. 
— Ты несправедлив ко мне, — хмуро смотрит на альфу, слабо обнимая его.
Он всё время отказывает Тэхёну в просьбе остаться. Омега третий год умоляет, но нужных слов так и не получает. Джухёк мрачнеет, когда слышит от него подобные слова, меняет тон голоса и буквально ломает маленькие мечты Тэхёна. Тот до сих пор удивлен, что альфа разрешил ему прилететь хотя бы на некоторое время на Родину, дабы отдохнуть и отвлечься от учёбы. Омега очень усердно старался: рыдал в трубку, как ненормальный, и кричал на брата, пытаясь донести, насколько же сильно скучает по нему. Всё лицо у него тогда от слёз опухло так, что Джухёк, увидев его таким разочарованным на экране своего телефона, через пару дней решил просто сдаться и позволил посетить Южную Африку спустя четыре года.
— Это ты несправедлив к себе, — говорит Джухёк и смотрит прямо в медовые глаза. — У тебя здесь нет будущего, поэтому лучше думай о своей учёбе, которую я тебе ни за что не позволю бросить, — Тэхён от подобного тона немного сжимается. — Приехал ты сюда отдохнуть и обязательно вернешься обратно.
Омега каждой живой клеткой своего организма не желает улетать в Корею. Он живёт там с дедом в огромном особняке, и, наверное, любой житель Африки мечтал бы оказаться в подобном месте, но только не Тэхён. Любит своего деда, но сердце определенно тянет в Ботсвану. Здесь ему куда комфортнее и теплее во всех смыслах. Не только душа долго привыкала к новой обстановке, но и само тело. Из-за смены климата Тэхён часто болел и сидел дома с простудой и жуткой болью в костях.
— Я мог бы летать в Сеул только на экзамены, а занимался бы круглосуточно тут… — с очередным беспокойством произносит, уже понимая, что это альфе не понравится.
Джухёк кидает на него злобный взгляд, угрожая суженными зрачками и очерчивая скулы. Омега поджимает губы и всё равно не отстраняется от брата, только крепче обнимает его и слегка хмурит брови, зная об очередном отказе.
Тэхён пошёл рано в африканскую школу, поэтому и корейскую закончил в семнадцать лет, из-за чего был самым младшим в классе. И сейчас, находясь на первом курсе журналистики, омега так и остаётся самым мелким парнишкой среди своих одногруппников. Это нестрашно, так как Тэхён попытался найти общий язык с ребятами, хотел влиться в их коллектив, и это действительно удалось сделать за пару месяцев. Отношения настолько хорошо между ними сложилось, что некоторые из ребят, в том числе и сам Тэхён, договорились слетать в Пекин в ноябре. И когда поездка была уже на носу, Ким услышал долгожданные слова от старшего брата, который обрадовал его тем, что омега может прилететь на время в Ботсвану. Тэхён и минуты не уделил размышлениям и сразу выбрал Южную Африку, выкинув из головы Китай.
— Нет, — целует в лоб младшего альфа.
— Противный ты, Джухёк, — фыркает Тэхён, закатывая глаза и потираясь головой о чужую грудь. 
Тот хрипло смеётся.
— Противный?
— Верно, — сразу подтверждает. — Не хочу оставлять тебя здесь одного, — вздыхает, прикрывая веки. — Я должен находиться в Ботсване.
Родителей рядом нет четыре года, и они вдвоём обязаны жить вместе, а не быть раскинутыми по разным континентам.
— Ботсвана уже не та, ангел, — обнимает младшего брата.
Тэхён не понимает и поднимает на Джухёка вопросительный взгляд. Но вместо ответа альфа лишь дергает уголком губ и касается костяшками пальцев его щеки.
Это движение быстро отгоняет от парня плохие мысли о доме.